— Вовсе нет, лейтенант, — сказала Пибоди, глядя ей прямо в глаза. — Я думаю, мне многие завидуют. Ева рассмеялась, взъерошила волосы.
— Хотите подлизаться ко мне?
— Нет, мэм. Если бы хотела — сказала бы какой-нибудь комплимент, например, насчет того, что замужество вам к лицу. Что вы никогда так прекрасно не выглядели, как все говорят. — Ева только фыркнула. — Вот тогда бы я подлизывалась.
— Буду иметь в виду. — Ева задумалась на минуту, а потом спросила:
— Вы ведь, кажется, из семьи квакеров, Пибоди?
Пибоди тяжко вздохнула и кивнула:
— Да, мэм.
— Странно… Дети из таких семей редко становятся полицейскими. Художники, фермеры, ремесленники, иногда — ученые.
— Мне не нравилось плести коврики.
— А вы умеете?
— Под дулом пистолета, наверное, сплела бы.
— Так что же, вам надоела ваша семья, и вы решили сломать устои и заняться делом, максимально далеким от пацифизма?
— Нет, мэм. — Пибоди была немного озадачена темой беседы. — У меня отличная семья, мы все очень дружим. Они никогда не поймут, почему я этим занимаюсь, но и препятствовать не станут. Я просто хотела служить в полиции, так же, как мой брат хотел стать плотником, а сестра — фермершей. Квакеры вообще тяготеют к самовыражению.
— Но вы выпадаете из своего генетического кода, — тихо сказала Ева и начала барабанить пальцами по столу. — Не вписываетесь в него. Наследственность, среда, генетические данные — все это должно было повлиять на вас совсем иначе.
— Я вам когда-нибудь расскажу, что именно на меня повлияло, — грустно сказала Пибоди. — Так или иначе, я здесь, и я стою на страже города.
— Если у вас вдруг возникнет потребность плести коврики…
— Вы будете первой, кого я об этом извещу. Евин компьютер пискнул дважды, сообщая о том, что идет передача новой информации.
— Подойдите-ка поближе, Пибоди. Это дополнительный отчет о вскрытии паренька из «Олимпуса».
На мониторе возник перечень мозговых отклонений. «Микроскопическое нарушение в правом полушарии мозга, лобная доля, левый сектор. Происхождение неизвестно. Исследование продолжается».
— Так-так, кажется, мы что-то нащупали… — Ева вызвала на экран изображение лобной доли. — Вот тут! Видите? Это затемнение, размером с булавочный укол, видите?
. — С трудом. — Пибоди наклонилась к монитору. — Похоже на дефект экрана.
— Нет, это дефект мозга. Сейчас я увеличу этот сектор.
Картинка изменилась: сектор, в котором было затемнение, занял весь экран.
— Похоже на ожог, правда? — сказала Ева скорее себе, чем Пибоди. — Интересно, как такое повреждение могло повлиять на личность, на поведение, на принятие решений?
— Увы, в академии я плохо занималась физиологией, — сказала Пибоди растерянно. — Мне лучше давалась психология. В этом я ничего не смыслю.
— Я тоже, — призналась Ева. — Но это — наша первая ниточка. Давайте-ка сравним со снимком мозга Фицхью.
Экран замигал, потом посерел. Ева выругалась, стукнула по нему кулаком, и в центре экрана появилась наконец мерцающая картинка.
— Черт побери! На каком дерьмовом оборудовании приходится работать! Странно, как мы хоть что-то успеваем делать.
— Может быть, стоит отправить компьютер в ремонт? — робко заметила Пибоди.
— Его должны были наладить, пока меня не было. Этим сволочам в ремонтном отделе лень пальцем пошевелить! Вот что, я заберу эти дискеты домой и поработаю на одном из компьютеров Рорка. — Обернувшись к Пибоди, Ева заметила ее удивленный взгляд. — Вас что-то смущает, сержант?
— Нет, мэм. — Пибоди решила не напоминать Еве о том, какие правила будут при этом нарушены. — Ничего.
— Отлично. А вы просмотрите данные по вскрытию сенатора. Меня интересует его мозг. У Пибоди вытянулось лицо.
— Вы хотите, чтобы я затребовала это у парней из Вашингтона?
— Думаю, это вам под силу. — Ева вытащила из компьютера дискету и сунула ее в карман. — Сообщите, когда получите информацию. Сразу же.
— Хорошо, мэм. Я думаю, если мы найдем что-то общее, нам понадобится заключение эксперта.
— Разумеется. — Ева подумала о Рианне. — У меня есть один на примете. Ну, за дело, Пибоди.
— Будет исполнено, лейтенант.
Ева была не из тех, кто нарушает правила, но, стоя перед запертой дверью кабинета Рорка, она вдруг поняла, что, даже несмотря на десять лет жизни по предписанию, переступить черту довольно легко.
«Оправдывает ли цель средства? — спросила она себя. — И так ли уж эти средства противозаконны?» Возможно, оборудование, стоящее за этой дверью, не зарегистрировано и не может контролироваться службой компьютерной безопасности, но зато оно самого высшего качества. В конце концов, она не виновата, что жалкие машины, которые может позволить себе полицейское управление, давно должны были бы уже стать музейными экспонатами.
Ева сунула руку в карман, где лежала дискета, и на мгновение замерла. Ну и черт с ним! Можно быть законопослушным полицейским и остаться с носом, но лучше преступить закон, а дело сделать.
Вставив в замок магнитный ключ, она открыла дверь и вошла в кабинет.
Это был настоящий информационный центр. Вдоль стены тянулся ряд окон, закрытых жалюзи, и в комнате был полумрак. Ева включила свет, заперла дверь и направилась к огромному U-образному столу.
Несколько месяцев назад Рорк ей здесь все показал, но раньше она никогда не пользовалась этим оборудованием самостоятельно. И даже сейчас, уже будучи женой Рорка, чувствовала себя неловко.
Наконец она заставила себя сесть в кресло у стола и включила компьютер. Машина тихо загудела, и Ева вздохнула с облегчением. Вставленная дискета уже через несколько секунд была перекодирована. «А нам еще говорят о том, что охранные коды нью-йоркской полиции вскрыть невозможно», — почти что с огорчением подумала Ева.