Плоть и кровь - Страница 38

— Лейтенант, насколько мне известно, вас интересуют обстоятельства смерти сенатора Перли?

«Разговор без предисловий», — отметила про себя Ева.

— Да, мистер Дадли. Я хочу выяснить, не связана ли смерть сенатора с делом, которое я сейчас расследую. Мы будем крайне признательны, если вы окажете нам посильную помощь.

— На мой взгляд, вероятность того, что эти дела как-то связаны, практически равна нулю. Но, прочитав ваше досье, я решил разрешить вам ознакомиться с делом сенатора.

— В нашей работе не следует упускать из вида даже мелочей.

— Согласен. Одобряю ваш подход к делу.

— Могу ли я спросить, знали ли вы сенатора лично?

— Знал и, хотя не вполне разделял его политические взгляды, считал его истинным слугой народа и человеком высоких моральных принципов.

— Как по-вашему, мог ли такой человек добровольно лишить себя жизни?

Дадли на мгновение отвел глаза.

— Нет, лейтенант, я бы посчитал, что нет. Именно поэтому я и пригласил вас сюда. У сенатора осталась семья. Кстати, в том, что касалось семьи, наши с ним взгляды совпадали полностью. И самоубийство с этими взглядами никак не вяжется.

Дадли нажал на какую-то кнопку и повернулся к экранам.

— На первом экране его досье. На втором — сведения о финансовом положении. На третьем — о политических взглядах. На ознакомление с этими данными вам дается один час. Учтите: в кабинете установлены видеокамеры, и вы будете находиться под наблюдением. Через час за вами зайдет сержант Хоббс.

Дадли вышел из кабинета, и Ева выразила свое к нему отношение, одобрительно хмыкнув.

— Он постарался создать нам благоприятные условия. Возможно, он лично и недолюбливал Перли, но, судя по всему, относился к нему с уважением. Ну что ж, Пибоди, приступим.

Ева уже успела оглядеть помещение и заметила все камеры и магнитофоны. Она встала так, чтобы Пибоди максимально прикрывала ее. Вытащила из-под рубашки бриллиант, висевший на цепочке, и стала якобы машинально вертеть его в руках, умудрившись при этом незаметно включить камеру.

— Безукоризненная жизнь, — сказал она вслух. — Никаких нарушений закона. Родители женаты, живут в Кармеле. Отец военный, дослужился до полковника. Мать — медик, ребенка воспитывала сама, уйдя на это время с работы. Воспитание было дано хорошее.

Пибоди не сводила глаз с экрана, а Ева продолжала, на всякий случай голосом дублируя изображение:

— Образование отличное, закончил Принстон. В тридцать лет женился. Ребенок один, мальчик. Она перевела взгляд на второй экран.

— Член либеральной партии. Выступал против нашего старого знакомого Дебласса по вопросам, касавшимся запрета на оружие и билля о нравственности, принятие которого пробивал Дебласс. У меня такое чувство, что мы бы с сенатором подружились… Давайте-ка посмотрим его медицинскую карту.

На экране появилось бесчисленное количество медицинских терминов, от которых у Евы голова пошла кругом. Придется потом переводить это на общедоступный язык.

— Похоже, он был вполне здоровым человеком. Физических и умственных отклонений не обнаружено. В детстве удалены гланды, в двадцать лет — перелом ноги, травма, полученная на тренировке. В сорок с небольшим — коррекция зрения, обычная в этом возрасте.

— А это интересно, — подала голос Пибоди, просматривая политическое досье. — Он ратовал за закон, по которому раз в пять лет все юристы должны были бы проходить переаттестацию. Боюсь, юристам это вряд ли пришлось бы по вкусу.

— И Фицхью в том числе, — буркнула Ева. — Кажется, он и на электронную империю посягал. Добивался более тщательного тестирования нового оборудования, выступал за новые законы по лицензированию приборов. Это ему тоже не прибавляло популярности.

На экране появились результаты вскрытия. Пробираясь сквозь тьму медицинских терминов, Ева только качала головой.

— Похоже, от него мало что осталось. Я надеюсь на результаты сканирования мозга, но там — ничего. Никаких указаний на возможные отклонения. Посмотрите на поперечный разрез. Сейчас я попробую увеличить лобную долю правого полушария. — Она подошла поближе к экрану, чтобы все рассмотреть как следует. — Что вы видите, Пибоди?

— Серое вещество, довольно неприглядное. Явно непригодное для трансплантации.

— Господи, что с ним стало! Просто ничего не разглядеть. — Ева изо всех сил всматривалась в экран. Было непонятно, затемнение это или результат того, что череп раскололся об асфальт. — Не знаю, Пибоди. — Сделав все, что было нужно, она отключила свою камеру. — Ясно только, что в просмотренных нами файлах нет ничего, что указывало бы на расположенность к самоубийству… Итак, все-таки имеем троих. Давайте-ка выбираться отсюда, — решила она. — Мне здесь как-то не по себе.

— Не могу с вами не согласиться.

На углу Пенсильвания-авеню и Секьюрити-роу Ева с Пибоди выпили по банке пепси и съели нечто, напоминавшее гамбургер. Ева собиралась уже поймать такси, чтобы ехать в аэропорт, но тут около них остановился роскошный черный лимузин, из окна которого высунулся Рорк.

— Могу ли я подвезти дам?

— Bay! — радостно завопила Пибоди, оглядывая машину. Это было чудо из прошлой жизни, на таких когда-то ездили в рестораны и на концерты дамы в меховых манто.

— Не стоит его поощрять, Пибоди, — заявила Ева. Открыв дверцу, она собиралась сесть, но Рорк втащил ее за руку и усадил к себе на колени. — Прекрати сейчас же! — возмутилась она и двинула ему локтем в живот.

— Обожаю над ней подшучивать, когда она при исполнении, — объяснил Рорк, не выпуская Еву из объятий. — Как вы провели день, Пибоди?